В поисках дешевого жилья художник уехал в Бретань в  1886 году, откуда писал жене с характерной для него бравадой, что его ценят и уважают, как лучшего живописца в  Понт-Авен, хотя, несмотря на уважение, денег в кармане Гогена не прибавлялось.

 

Художников в Понт-Авен привлекали сельские пейзажи, одетые в народные костюмы жители, с удовольствием соглашавшиеся позировать, смесь кельтских суеверий и католических верований, проникавшая в повседневную жизнь.

 

«Я люблю Бретань», - писал Гоген. «Я нахожу здесь то, что мне интересно – дикая местность, примитивная жизнь. Когда я прислушиваюсь к гранитной земле, я слышу тот далекий, приглушенный, но могучий стук, который необходим мне в моей живописи».

 

Будучи поклонником Клода Моне, коллекционером живописи Поля Сезанна, учеником Камиля Писсарро, другом Эдгара Дега, Гоген стремился уйти от импрессионизма. Он мечтал о живописи интеллектуальной, более духовной, и менее уверенной, как только от мимолетных впечатлений о материальном мире.

 

 «Видение после Проповеди», радикально новая работа, первое живописное произведение, в котором Гоген использует яркие краски и простые формы в пределах смелых, черных контуров: клуазонизм, напоминающий о витражах. 

 

Эффект клуазонизма позволил Гогену отодвинуть живопись от естественной  действительности к потустороннему пространству. Ствол дерева на красном фоне делит картину по диагонали (как в японском стиле). Неестественный красный цвет фона подчеркивает, что все происходящее - фантазия, рожденная воображением крестьянок.  На переднем плане группа бретонок в традиционных капотах  в религиозном экстазе, с закрытыми глазами, после проповеди священника  с молитвенно склоненной головой. Как писал Винсенту ван Гогу Гоген «капоты похожи на чудовищные шлемы». В верхней области справа – их религиозный коллективный опыт - библейская сцена  Яков борется с ангелом с золотыми крыльями (позы заимствованы с японских гравюр Хокусаи), символизирующая духовную брань на земле. Один из критиков назвал Гогена после этой картины, которую описали как «галлюцинационные воспоминания», мастером символики.

 

Довольно большой холст Гоген попросил друзей, точнее Бернара (стилистически, кстати, картина очень близка к работе Эмиля Бернара «Бретонские женщины на лугу») помочь донести до церкви, находящейся поблизости, чтобы предложить её священнику. Но местный священник отказался от такого пожертвования, сказав, что картина неинтересная и нерелигиозная. Гоген воспользовался отказом священника как оскорблением в свой адрес и моментально начал сочинять письма, направленные для общественности, прося друзей отвезти их в Париж.  

 

Один из историков искусства отметил, что произведение «Видение после Проповеди» стало знаменитым именно благодаря тому, что не было принято священником, а иначе о нем никогда и не узнали, если священник вежливо принял бы картину и убрал бы её куда-нибудь в невидимое  место.

 

В 1888 году произошла легендарная встреча.  Ван Гог, встретив Гогена в Париже, пригласил его в Арль для создания «студии художников юга». Гоген сначала возражал, ссылаясь то на болезнь, долги, дела. Но Тео Ван Гог объяснил причину приглашения постоянно бедствовавшему Гогену – денежное пособие в обмен на живопись раз месяц. Двухмесячное пребывание Гогена в Желтом доме  (так называлась мастерская)  было  плодотворным, но  привело и к трагическим событиям.  Как писал Гоген,  они с Ван Гогом не соглашались во многих взглядах, в том числе и на живопись. Будучи пьяным Ван Гог пытался напасть на Гогена с бритвой. Гогену удалось убежать,  и тогда Ван Гог отрезал себе часть уха. Но и после случившегося они продолжали переписываться, пока Ван Гог не покончил с собой спустя 18 месяцев.

 

В Париже, куда Гоген вернулся из Арля, он создал одно из самых причудливых керамических изображений – автопортрет/ваза в форме отрезанной головы. По мнению исследователей, возможно, это намек на Иоанна Крестителя или «кровавый случай» с Ван Гогом, возможно, таким образом, Гоген хотел сказать о своем состоянии  в тот период. 

 

Всемирная выставка 1889 года, на которой, кстати, инженеру Гюставу Эйфелю была  заказана  Эйфелева башня  (по окончании выставки её предполагалось разобрать), отметила поворотный момент в творческой биографии Гогена. Он с огромным удовольствием посетил шоу «Дикий Запад Буффало Билла», восхищался гипсовыми слепками храма Боробудур, интересовался живописью современников. Художники, чьи работы не были включены в программы выставки, пытаясь извлечь выгоды из популярности выставки, организовывали собственные шоу вокруг области, где проходила выставка. Гоген же, поддержанный все тем же преданным ему Клодом-Эмилем Шуффенекером, организовывал свои шоу в кафе «Вольпини», находившегося на территории  выставки.

 

Особенное впечатление на Гогена произвели этнографические экспозиции коренных народов Африки и южных территорий Тихого океана из французских колоний. 

 

Гоген рисовал яванских танцоров с фотографий, сделанных в Камбодже, чтобы точно запомнить тонкости «тропического рая». Художник мечтал избавиться от влияния цивилизации, полностью погрузиться в девственную природу, не видеть никого, кроме туземных жителей, жить их жизнью. Возможно, именно выставка указала Гогену его путь. В следующем году он начинает готовиться к поездке и пишет другу: «под удивительным небом, на своей прекрасной земле, таитянец только должен протянуть руки, чтобы собрать себе еду».

 

Но таким являлось почти дословное руководство по Выставке. В июне 1891 года Гоген прибыл в столицу Французской Полинезии  Папеэте и, судя по первому впечатлению художника, место оказалось менее экзотичным, чем он воображал себе. Мэтт он писал, что «таитянская земля становится все больше французской. Наши миссионеры постарались и здесь ввести протестантское лицемерие, стирают народную  поэтичность. Они дошли до того, что  вмешиваются в женскую одежду, настойчиво пропагандируя вместо саронга надевать европейские хлопчатобумажные платья с длинными рукавами и высокими воротниками».

 

Гоген изобразил упадок таитянской культуры в «Королевский конец»     (Арии Матамое).  Своему другу Даниэлю де Монфрейю Гоген писал: «только что закончил отрезанную голову канака (житель островов Тихого океана). Голова приятно устроенная на белой подушке во дворце, который является  плодом моего воображения, он  охраняется  женщинами,  их я тоже придумал».

 

Не обезглавливание, а похороны короля  Помаре V (король не был казнен), которые художник засвидетельствовал во время  первого пребывания в Полинезии в 1890-х, послужили вдохновением Гогену, а так же и  известные французские  гильотинированные личности.   

 

На таитянском языке «Arii» - благородный, «Matamoe» – спящие глаза, что подразумевает смерть. Нафантазированная смерть Помаре - метафора потери родной культуры из-за европейской колонизации.

 

Вообще, как известно, художники/символисты, не исключая и Гогена, склонны были изображать обезглавленные головы, особенно Орфея, Иоанна Крестителя. Но в общем смысле Гоген смешал восточные и западные образы.

 

Навязчивая идея смерти часто появляется в таитянских картинах, однако в меньшей степени является ссылкой на приметы. Более значительным для Гогена являлось то, как он рассматривал себя. Гоген-мученик, преследуемый современным обществом, что  «вынуждает» его обратиться к примитивной культуре.